Красивая [= Красавица ] - Скотт Вестерфельд

— Но как же с системой безопасности? — спросилФаусто.

— Я могу избавиться от тепла, излучаемого моим телом.

— Каким образом?

Зейн пнул ногой ведерко для шампанского.

— Подержу руку тридцать секунд в ледяной воде, и онастанет холодной, как кусок металла.

— Да, но твоя рука — это все-таки не кусокметалла! — воскликнула Тэлли. — И моя рука тоже! В этом вся проблема.

— Послушай, Тэлли. Я не прошу тебя первой сделать это.

Она покачала головой.

— Я вообще ничего делать не буду, Зейн. И ты тоже.

— Она права. — Фаусто смотрел на металлическиезубья, торчащие из штамповочного стола, и их зеркальное отражение на крышкепресса. — Ты, конечно, молодец, крутую пасть соорудил, но совать туда руку— чистой воды безумие. Если просчитаешься хотя бы на сантиметр, пресс ударит покости. Нам про это говорили на уроках труда. Ударная волна распространитсявверх по руке, сотрясая и круша все на своем пути.

— Послушай, если выйдет промашка, мне все поправят, и ябуду как новенький. Но промашки не будет. Я даже подготовил отдельный профильдля тебя, Тэлли, — сообщил Зейн и показал ей другую карточкупамяти. — Ведь твой-то браслет меньше.

— Если что-то не получится, тебя не приведут впорядок, — тихо проговорила Тэлли. — Даже в городской больнице несмогут восстановить размозженную руку.

— Не размозженную, а разжиженную, — поправил ееФаусто. — Твои кости расплавятся, Зейн. От удара они превратятся в кисель.

— Послушай, Тэлли, — сказал Зейн, наклонился ивынул бутылку шампанского из ведерка. — Мне тоже не хотелось этого делать.Но сегодня утром у меня был приступ, помнишь?

Он откупорил бутылку, пробка с хлопком вылетела из горлышка.

— Что-что у тебя утром было? — переспросил Фаусто.

Тэлли покачала головой.

— Нужно придумать что-то другое.

— Времени нет, — отрезал Зейн и сделал глоток избутылки. — Ну что, Фаусто, поможешь мне?

— О какой помощи ты говоришь? — нахмурилась Тэлли.

— Крышку пресса можно опустить только двумя руками, —пояснил ей Фаусто. — Это тоже придумано для безопасности, чтобы никтонечаянно не проштамповал себя, сунув пальцы под пресс. Нужно, чтобы кто-тодругой нажал на рукоятки. — Фаусто строптиво сложил руки на груди, глядяна Зейна. — На меня не рассчитывай.

— Я тебе тоже помогать не стану! — заявила Тэлли.

— Тэлли, — со вздохом проговорил Зейн, — еслисегодня ночью мы не удерем из города, мне придется под этот пресс головуположить. Головные боли у меня теперь каждые три дня, и с каждым разомстановятся все хуже. Нам надо уходить.

Фаусто нахмурился.

— О чем это вы говорите?

Зейн повернул голову и посмотрел на него.

— Со мной что-то не так, Фаусто. Вот почему нам надобежать сегодня. Мы думаем, что мне могут помочь новодымники.

— Зачем они тебе нужны? Что с тобой не так?

— Не так со мной то, что я вылечился.

— Не понял?

Зейн сделал глубокий вдох.

— Понимаешь, мы приняли лекарство…

Тэлли простонала и отвернулась, понимая, что рухнул еще одинбарьер. Сначала Шэй, теперь — Фаусто. Еще немного — и все «кримы» узнают пролекарство. Но тогда тем более нужно бежать из города как можно скорее, с какимбы риском это ни было связано.

Тэлли с тоской перевела взгляд на женщину-стеклодува. Зейнпродолжал объяснять Фаусто, что произошло с ними за последний месяц: лекарство,нарастающая просветленность, мучительные головные боли Зейна.

— Значит, Шэй была права насчет вас! — воскликнулФаусто. — Вот почему вы теперь совсем другие…

Тэлли рассказала их историю одной только Шэй, но все «кримы»наверняка заметили перемены и гадали, что произошло. Всем хотелось обрестизагадочную ясность мысли, которая появилась у Тэлли и Зейна. Теперь, когда иФаусто узнал, что для этого достаточно всего-навсего принять капсулу слекарством, возможно, идея Зейна сунуть руку под пресс уже не кажется емусовсем уж дикой.

Тэлли вздохнула. Может быть, не такая уж и безумная этозатея. Ведь она сама, Тэлли, не далее как сегодня утром не решалась отвезтиЗейна в больницу и торчала вместе с ним под дождем, теряя драгоценные минуты ирискуя его жизнью. А сейчас речь шла всего лишь о руке, а не о жизни.

Во рту у нее пересохло. Как сказал Фаусто? Что кости разжижатся?

Стеклянный пузырь на конце стеклодувной трубки увеличился иначал обрастать маленькими шариками, необыкновенно хрупкими на вид. Разбей их —и уже не склеишь. Женщина обращалась со своим произведением очень осторожно:бывают вещи, которые не починить.

Тэлли вспомнила Эза, отца Дэвида. Доктор Кейбл пыталасьстереть его воспоминания, и эта процедура убила Эза. Сознание человека ещеболее хрупко, чем его рука. А ведь никто и понятия не имеет, что сейчаспроисходит у Зейна в голове…

Она опустила взгляд и посмотрела на свою левую руку в теплойперчатке, медленно согнула и разогнула пальцы. Хватит ли ей храбрости сунутьруку в металлические челюсти пресса? Может быть, и да…

— А ты уверен, что мы сумеем разыскать новыхдымников? — спросил Фаусто у Зейна. — Я думал, их уже давно никто невидел.

— Уродцы, с которыми мы встретились сегодня утром,говорят, что дымники, скорее всего, вернулись. Есть кое-какие признаки.

— И они смогут вылечить твою голову, чтобы не болела?

Тэлли уловила в голосе Фаусто знакомые по опыту нотки: онсловно бы проговаривал все вслух нарочно, чтобы убедить себя. Еще чуть-чуть — ион согласится включить пресс. И, если подумать, у них и правда не было выхода,кроме этой, пусть и жуткой, затеи. Где-то в лесной глуши, посреди руин, живутте, кто может вылечить Зейна, и если он не доберется туда, он погиб. И есливыбирать между верной гибелью и риском потерять руку…

Тэлли обернулась и объявила:

— Я сделаю это. Я возьмусь за рукоятки.

Фаусто и Зейн изумленно уставились на нее, но Зейн тут жеулыбнулся.

— Хорошо. Мне будет спокойнее, если это будешь ты.

Тэлли облизнула пересохшие губы.

— Почему?

— Потому что я доверяю тебе. Не хочу дрожать от страха.

Тэлли вдохнула поглубже и постаралась прогнать подступившиеслезы.

— Ну… типа, спасибо.

Наступила тягостная пауза.

— Ты уверена, Тэлли? — наконец осведомилсяФаусто. — Я могу взять это на себя.

— Нет. Это должна сделать я.